Зато в среде бунтовщиков сложилась уникальная, прежде не встречавшаяся в истории система управления. Ничего общего не имеющая с новой верой, она удивительным образом быстро стала ее неотъемлемой, чуть ли не самой важной, частью. «Товарищ император», препирающийся на ходу со своим экипажем, комендантом «Локи» и вообще всяким, имеющим собственное мнение, стал у «Внуков Даждь-бога» привычным зрелищем, как и комендант, препирающийся на ходу с помощниками, руководителями служб, десантниками и всяким, способным высказать коменданту наболевшее…
С точки зрения разведок это была анархия.
После очередного поражения воспринимаемая как небывалая военная хитрость.
С течением времени естественным образом трансформировавшаяся в символ непознаваемой исконной силы русских.
— Пусть только попробует штурмовать в лоб! — истерично всхлипывал стрелок. — Сволочь! Пусть только попробует! Я его лично застрелю! Гад!
Офицер морщился. На стрелка накатил запоздалый ужас, и нервы не выдержали. Вроде все понятно и извиняемо, но слушать в свой адрес ругательства — не очень приятное времяпровождение. Особенно перед Клондайком.
А Клондайк впечатлял. Он висел в космосе огромным подсвеченным облаком, и километровые матки смотрелись рядом с ним жалкими ничтожествами. Промышленный конгломерат европейской империи, яркий образец ее космической мощи. И, малой своей частью, концлагерь для российских военнопленных.
— Товарищ император! — прорвался недоуменный возглас с «Локи». — Что это за дрянь? Оно локации не поддается!
— Лючия, введи ребят в курс дела! — буркнул офицер и продолжил вглядываться в переплетение полей.
Краем сознания он следил за звонкими разъяснениями разведчицы. Действительно, дрянь. За полвека непрерывной работы конгломерат выбросил в окружающее пространство столько всего, что сформировал вокруг астероидного кластера псевдоатмосферу. Псевдо — потому что удерживалась она принудительно, за счет так называемого эффекта гравитационного пузыря. Имени вездесущего Фридмана, естественно. Газопылеметеоритная субстанция очень плохо поддавалась локации и в силу своих естественных свойств, и в результате работы уникального оборонительного комплекса, размещенного в атмосфере.
А еще в облаке прятались стартовые платформы ракет, мины и много чего секретного, любовно пополняемого каждый год предусмотрительными обитателями Клондайка.
Хочешь бесславно погибнуть — добро пожаловать в облако, хоть в матке, хоть в чем. А если не сквозь облако — то тоже добро пожаловать. Единственный проход, так называемый «глаз бури», а на самом деле топологический изыск европейских генераторов защитных полей, охранялся выше всяческих похвал. Выше всяческих. И из облака, и с кластера непосредственно. Защищался он до недавнего времени и из космоса, «Нибелунгом» — но на корабле орбитальной обороны теперь хозяйничала госпожа Смерть в лице майора Быкова со товарищи.
— Чо-то мы не поняли, как это штурмовать! — признались с рейдера. — Если через проход, то проще самоподорваться! А если не через проход, то… тоже проще подорваться! Пижон, подтверди!
— Il faut filer pour barbe noir! — нервно высказался европеец.
А офицер вдруг подумал, что никто в мире не видит то, что видит он. Даже операторы радарных групп располагали лишь малой частью информации, каждый своим кусочком. А он видел целостную картину. Клондайк, каков он есть. Прекрасный, сияющий всеми цветами радуги Клондайк. Волшебный цветок, завернутый в изящные плетения полей.
— Сергей, сделай-ка облет объекта! — приказал он.
— Только попробуй штурмовать в лоб! — выкрикнул стрелок и затих.
— Готов! — завистливо сказал пилот и взялся за управление. — Хорошая у Олежки нервная система! Наорался, напсиховался, отрубился — и через час жив-здоров, как ни в чем не бывало! А я бы загнулся от таких перегрузок!
— Это что? — перебил офицер.
— Где? — не понял пилот. — Если в облаке, то я не очень-то… но вроде ничего не вижу.
— И я не вижу! — удовлетворенно сказал офицер. — Дыра в защите!
— Да? А вон там синенькое мигает — не ракеты, что ли?
— Не синенькое, а сиреневое! — поправил офицер. — Ну, ракеты. И что? Десантника на ранце они не увидят, иначе давно разрядились бы на любой метеорит, так?
— На ранце? — задумчиво переспросил пилот. — На Клондайк — на ранце?! Не, можно, конечно — только скафандр любым трассером рвется в клочья. И если там стоит хотя бы один автомат… а он обязательно стоит, и не один… то десанту конец. Ты все же решил избавиться от полосатиков?
— А нам не надо на Клондайк! — счастливо улыбнулся офицер. — Нам бы только до ракет… Быков! Майор Быков! У тебя есть боевые пловцы?
— Мы все пловцы! — прохрипел далекий десантник. — Только заняты маленько! А для чего?
— Ракеты с защитной сферы Клондайка снять.
— Мы пловцы, а не служебные собаки! Мы как ракеты найдем в этой каше? Там же ни черта не видно!
— Вас наведут! — пообещал офицер.
— «Тринадцатый», что ли? — неуверенно хохотнул майор. — Ой не ври! «Тринадцатый» — наш парень, а там для самого Даждь-бога задачка!
— Я сказал! — отрезал офицер.
— Ты понимаешь, что сейчас будешь делать? — тихо спросил пилот. — ЭТО на особую службу не списать, понимаешь? И на Даждь-бога тоже. Ни черта ты не понимаешь… Олежка, ты как? Прикроешь мальчика?
— Щас, — невнятно пробормотал стрелок. — Щас, Серый, еще десять сек…
Пилот тяжело вздохнул и сгорбился.
Подошел «Нибелунг», из него брызнули элементары десантников. Офицер машинально пересчитал, мучительно скривился и потер грудь. Укрепленный периметр на «Нибелунге» десантники щедро оплатили собственной кровью.