Он увидел ее далеко впереди и чуть не сошел с ума от радости. Высокая девушка-лейтенант шагала в окружении пилотов и что-то втолковывала им.
— Лючия! — закричал он и рванул.
Девушка оглянулась, замялась, но потом подала знак пилотам идти без нее. Он налетел на нее в каком-то безумном порыве и, наверно, подхватил бы ее и закружил, но она едва заметно уклонилась и выставила вперед руки. Огромные черные глаза глядели на него немного испуганно.
— Живая! — выдохнул он и схватил ее ладони.
— Я тоже рада, что ты уцелел, — настороженно сказала она.
А его словно ударили в лицо. Он выпустил тонкие ладошки девушки и отступил на шаг. Лючия удивленно и вопросительно смотрела на него и неуверенно улыбалась, а он почему-то больше не мог посмотреть ей в глаза. Не так должна была встретить его любимая девушка, совсем не так, он понял это внезапно и предельно ясно. Он умел чувствовать людей. Открылось это свойство еще в академии, после занятий прикладной психологией, и поначалу здорово его испугало. Оказывается, это не так уж приятно, когда стоишь напротив кого-то и с первых слов слышишь, что тебе врут. Слышишь и видишь. Зрительный ряд восприятия оказался даже более информативным, чем звуковой. Лючия, любимая его, его огонь и свет, звездочка космоса… а ладошки безвольные. Высокая грудь не взволнована дыханием. В глазах легкая настороженность. В голосе тепло, а за теплом — ничего больше. Она действительно рада его видеть — но это все. А с чего, собственно, он решил, что для нее он больше, чем лидер мятежа? С чего? С того, что у него на панели управления огнем ее голо?
— Занята? — спросил он, не поднимая глаз.
Девушка невольно оглянулась на уходящих пилотов. Занята.
— Мастер-класс для пилотов-разведчиков, — призналась она. — Немного подождут.
Резко кольнуло сердце. Это тоже пришло в академии, вместе с даром чувствовать людей. Этакий сомнительный бонус. Мол, воспринимаешь сердцем — получай. Он поморщился, потер левую сторону груди и наконец поднял глаза.
— У меня всего один вопрос, — спокойно произнес он. — Где европейцы держат пленных? Ты должна знать.
Девушка на мгновение задумалась.
— Клондайк, фильтрационный центр, — четко сообщила она. — Купол 1325…
Разведчица говорила ясно и очень правильно. Испанка, верно подметил майор. Русские такой четкости речи могли добиться лишь специальными тренировками на дикторских курсах, а у Лючии получалось само собой. Милая, страстная… чужая.
— Спасибо, — кивнул он и ушел.
До самого поворота коридора он чувствовал, что Лючия испытующе смотрит ему вслед, поэтому старался идти спокойно и ровно. А за поворотом сердце сдавило так, что от боли выступили слезы на глазах. Он опустился на колени, согнулся, но вдохнуть все равно не получилось. По горькому опыту он знал, что главное сейчас — вдохнуть воздух. И тогда отпустит. Не сразу, и больно будет — но отпустит. Проклятый дар. И ведь что противно — сердце-то здоровое! Наведенные боли, хворь изнеженных девиц из старинных кинофильмов, вот что это было. Позор для боевого офицера.
Вдохнуть получилось, когда он уже готовился потерять сознание. Сквозь сжатые зубы, чуть-чуть, но удалось. Сначала удалось вдохнуть, а потом и подняться на ноги. Он прислонился к стене, постоял несколько минут, морщась и растирая грудь, дожидаясь, пока боль снизится до терпимого уровня, потом выпрямился и зашагал к эскадренной палубе, в мыслях ругая себя всяческими нехорошими словами. Позор для боевого офицера, стыд и срам.
Главный герой не может быть слабым, это базовое положение жанра. А у меня — может, потому что пишу не жанровую повесть, пишу саму жизнь.
В жизни человек без душевных слабостей — человек без души.
Бездушных правителей нам хватило за предыдущие века правления.
Я жил тогда, я знаю.
Зал тактического планирования оказался маловатым для такого количества людей. Офицер с недоумением осмотрел собравшихся. Быстрый подсчет показал, что в сдвоенных креслах вокруг огромного тактического проектора расположились все без исключения летные экипажи, и амазонки в их числе, и даже команда «семерки» поглядывала на него настороженно из угла. Ну и десантники, разумеется, как без них. Эти явились всего лишь половинным составом.
— Почему десантники не все? — язвительно поинтересовался офицер. — И техничек бы прихватили, лифтеров, поваров…
— Не вижу ничего смешного, товарищ младший лейтенант, — угрюмо отозвался майор. — Мы бы все пришли, но кому-то надо дежурить на батареях и средствах контроля пространства. Мы сейчас представимся по случаю вступления в должность, вы поймете. Майор Быков, командир ударно-штурмовой роты спецназ и временный комендант «Локи», честь имею!
— Капитан Михеев, контрразведка, временный командир группы лазерных средств поражения, честь имею!
— Командир первой лазерной батареи…
— Командир второй…
— Командир дивизиона «Тор», техник-лейтенант…
— Начальник объединенного узла связи, старшина…
— Начальник ЗАС и средств шифрования…
— Руководитель группы средств технического обеспечения оперативного управления боем, сержант Механик, честь имею…
— Начальник спасательной службы, сержант…
Должности сыпались и сыпались, и им не было конца.
— Старшина Буревой, особая экспериментальная группа, временный старший помощник временного коменданта, — буркнул старшина и поднялся. — Таким образом, товарищ младший лейтенант, у нас остаются незакрытыми более четверти руководящих должностей — если считать, что ремонтные, восстановительные и перманентные службы мы закроем предыдущим личным составом «Локи». Если примем решение европейцев к работе не допускать — более половины. И тогда ко всему прочему добавляется 418 заключенных, которых надо кормить, обслуживать и охранять. Да, и назначенные руководители не все имеют представление о новой работе, у нас просто нет нужных специалистов. Хватает пилотов и десантников, но они бесполезны на лазерных батареях, например. Честь имею.