— Пошли «Черти»! — заорал командир. — Пошли, рогатые! Держимся, ребятки, пока матка не уйдет! Ну, директор, ну умница! А с виду дебил дебилом!
Мимо скользнула стремительная еле различимая тень, обдала грохотом попаданий.
— Щас свои собьют! — охнул стрелок. — Борух, меняй опознаватель!
— Наоборот! — возбужденно отозвался пилот. — Ставь европейский, оттянемся вместе с SS, а потом им под хвост кэ-эк!..
— А потом они нас там всей толпой! — буркнул командир. — Но идея хорошая. Поменял. Авось отвлечем от матки.
Пилот резко сменил манеру управления, заложил крутой вираж, ускорился и отлетел от матки, как подхваченный порывом ветра листок, встроился как ни в чем не бывало в защитный порядок европейских истребителей…
— Не понял! — напряженно сказал командир. — Они что, сдаются?!
На российской матке мигнули и исчезли защитные экраны. Медленно поплыло в сторону облако помех. Гигантская туша матки величественно провернулась… и открылась страшная картина разрушений. Матка не сдавалась. Она гибла. На этот раз атака европейцев удалась в полной мере.
Матка провернулась еще. Несколько истребителей настороженно двинулись на сближение. Сверкнул уцелевший купол, и первый истребитель исчез. Какой-то одинокий канонир упорно не желал сдаваться. Потом купол сверкнул в последний раз под невидимым ударом лазера и вспучился — зависшая в отдалении матка европейцев уничтожила упрямых защитников.
— Эс-оу-эл! — донесся из динамиков далекий голос. — Согласно гуманным принципам войны матка-два бригады спецназ «Внуки Даждь-бога» прекращает сопротивление. Эс-оу-эл…
Потрясенные, они молча наблюдали за агонией казавшейся прежде несокрушимой громадины. А SS перестроились и двинулись в погоню за уходящей группой российских «Чертей».
— Они же включили габариты! — охнул стрелок. — Вышли из боя! Нельзя по законам войны!
— Какие законы? — отозвался пилот. — Кончились законы, если кто не понял! Они за нами пришли и не отпустят! Ох, не зря я все двадцать четыре хорды заполнил. Как дадим сейчас на запределе, отсюда и до базы флота…
— Не дадим, — страшно спокойным голосом сказал командир. — Не дадим, Сережа. Это амазонки уходят. Отказались сдаваться. Они девчонок гонят. Понимаешь?
— Не понимаю, — ответил пилот и взялся за управление. — Но поддерживаю. Ох как поддерживаю тебя! Стрелки, осталось чем воевать?
— Осталось! — откликнулся стрелок. — Мы им хорды вырвем! Если кэп не струсит!
— Не струшу! — пообещал офицер. — Я с вашими прыжками с жизнью давно простился. Гони на запределе!
— А мы только так и умеем…
Дальнейшее для офицера свернулось в один сверкающий ком. Они догнали европейцев. Дали им под хвост, развернулись и еще дали. Ушли вместе с амазонками в отрыв, развернулись и дали на встречном… и делали так, пока устрашенные европейцы не отстали от остатков эскадры. Потом подползли к разбитому «Черту» на аварийный сигнал о помощи, затащили к себе уцелевшую амазонку… и только тогда командир перестал страшно скрипеть зубами.
— Кэп, прими командование, — попросил он. — Не могу я. Я лучше за пилота. Мне что-то делать надо, иначе убью…
Пилот охотно освободил свой компенсатор.
— И что за рыбку мы поймали на этот раз? — полюбопытствовал он. — Открой личико.
Спасенная не отозвалась. Стрелок забеспокоился и потянулся убрать лицевой щиток вручную. Но он открылся сам.
— Ольга Милая, комэск-один, — прошептала девушка. — Как вы достали с этим личиком…
Провела ладонью по лицу и непонимающе ставилась на кровь.
— Сорвало компенсатор, — определил стрелок. — Бывает. Повезло, что живая. Наверно, живая.
— Кто еще остался… из девчонок?
— Из вашей эскадры — шесть «Чертей», — неловко сказал офицер. — Мы седьмые. Твой экипаж погиб.
С жалостью они смотрели, как девушка неуверенно пытается вытереть руку о скафандр.
— Знаешь, командир, я тебя тоже не понимаю, — вдруг сказал офицер. — Но поддерживаю. И ох как поддерживаю!
— Давайте-ка двигаться, — хмуро сказал командир. — У нас на борту раненая, а путь без компенсаторов неблизкий. Пилот, узнай, сколько у амазонок осталось расходников. Если не хватает — поделись.
— Что значит — поделись? — не понял пилот. — Расходники не меняют в открытом космосе! Я даже не представляю, как это сделать!
— Вот и попробуешь первым. И кэп попробует. Он у нас аж академию закончил.
Как ни странно, они смогли перекинуть расходники. Офицер, как мог, определился с курсом. Остатки разгромленной эскадры медленно двинулись куда-то, как все надеялись, в сторону главной базы российского космофлота.
Если б европейцы тогда уничтожили отступающих, история пошла бы другим путем. Понимал ли это Штерн? Да откуда бы ему знать. Он — не я. Но чуял, это точно. Незаурядный был человек, жаль его.
Но в моей летописи будут названы истинные герои, чтоб деяния их не затерялись в веках.
И каждому воздастся по заслугам его.
Старшие офицеры грузно рассаживались по своим, строго защищаемым от посягательств местам. Совещания являлись их основной работой, тут мелочей не было. Кто где сидит, и сколько секретарей за спиной, и что именно налито в стакане — все имело огромное значение. Появление в иерархии непонятного капитана Буковски вызывало их законное негодование. Капитан сразу нарвался на пару резких замечаний, когда по незнанию попробовал занять какой-то свободный стул, и в результате притулился у стены на стульчике для обслуживающего персонала, опустил могучие плечи, постарался сделаться незаметным и спрятал тощую бумажную папочку между коленей. Зачем старый адмирал загнал его в этот гадюшник, что бы ни значило это несомненно гадкое слово? Чтоб коллеги завидовали и устраивали пакости? Так они и раньше не отказывали себе в удовольствии…